Неточные совпадения
— Даже и мы порядочно устали, — говорит за себя и за Бьюмонта Кирсанов. Они садятся подле своих жен. Кирсанов обнял Веру Павловну; Бьюмонт взял руку Катерины Васильевны. Идиллическая картина. Приятно видеть счастливые браки. Но по лицу дамы
в трауре пробежала тень, на один миг, так что никто не заметил, кроме одного из ее молодых спутников; он отошел к
окну и стал
всматриваться в арабески, слегка набросанные морозом на стекле.
Сидели мы с Пушкиным однажды вечером
в библиотеке у открытого
окна. Народ выходил из церкви от всенощной;
в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они, о чем так спорят, идя от молитвы? Он почти не обратил внимания на мои слова,
всмотрелся, однако,
в указанную мною чету и на другой день встретил меня стихами...
Стемнело; сад скрылся и стоял там,
в темном одиночестве, так близко от нас. Мы сидели перед домом, когда свет
окна озарил Дика, нашего мажордома, человека на все руки. За ним шел,
всматриваясь и улыбаясь, высокий человек
в дорожном костюме. Его загоревшее, неясно знакомое лицо попало
в свет, и он сказал...
Алексей Абрамович все это время тихо ходил по зале, часто останавливаясь перед
окном,
в которое он превнимательно
всматривался, щурил глаза, морщил лоб, делал недовольную мину, даже кряхтел, но и это был такой же оптический обман, как задумчивость.
Всенощная отошла, показался народ. Лаптев с напряжением
всматривался в темные фигуры. Уже провезли архиерея
в карете, уже перестали звонить, и на колокольне один за другим погасли красные и зеленые огни — это была иллюминация по случаю храмового празд — ника, — а народ все шел не торопясь, разговаривая, останавливаясь под
окнами. Но вот, наконец, Лаптев услышал знакомый голос, сердце его сильно забилось, и оттого, что Юлия Сергеевна была не одна, а с какими-то двумя дамами, им овладело отчаяние.
Он, как выпущенный из тюрьмы или больницы,
всматривался в давно знакомые предметы и удивлялся, что столы,
окна, стулья, свет и море возбуждают
в нем живую, детскую радость, какой он давно-давно уже не испытывал.
Сначала он не хотел верить и начал пристальнее
всматриваться в предметы, наполнявшие комнату; но голые стены и
окна без занавес не показывали никакого присутствия заботливой хозяйки; изношенные лица этих жалких созданий, из которых одна села почти перед его носом и так же спокойно его рассматривала, как пятно на чужом платье, — всё это уверило его, что он зашел
в тот отвратительный приют, где основал свое жилище жалкий разврат, порожденный мишурною образованностью и страшным многолюдством столицы.
А пока он молился, идиот сполз с постели, шумно ворочая оживающими, но все еще слабыми ногами. Он стал ползать с начала весны, и уже не раз приходилось о. Василию при возвращении находить его у порога, где неподвижно сидел он, как собака у запертых дверей. Теперь он направился к открытому
окну и двигался медленно, с усилием, сосредоточенно покачивая головою. Подполз, закинул за
окно сильные цепкие руки и, приподнявшись на них, угрюмо и жадно
всматривался в темноту ночи. И слушал что-то.